Блог
Как встретили известие о начале Великой Отечественной войны студенты и преподаватели Ленинградского университета, о чём задумывались, к чему стремились, на что надеялись? Как прожили и чем они занимались в первые семь дней неумолимо разворачивавшихся жестоких и страшных событий?
Свидетельства самого писателя, публикации того времени, воспоминания и факты истории, впервые собранные воедино для «Летописи жизни и творчества Фёдора Абрамова», позволяют достоверно рассказать об этом.В Ленинградском университете завершалась весенняя сессия, студентам-филологам оставалось сдать по одному экзамену. Перспективы на предстоящие два месяца каникул для многих уже ясны. Очередной солнечный выходной день перечеркнул всё – как оказалось, навсегда.
В одной из черновых записей к произведению (рассказу или повести) о трагедии своих однокурсников «Белая лошадь», над которым Фёдор Абрамов работал более двух десятилетий, но так и не сумел его завершить, 6 февраля 1975 года отмечено: «Подходил к общежитию. Или вышел из читалки (работала, хотя и воскресенье, – сессия). И вдруг речь Молотова по радио: война».
Может быть, даже не сразу узнал: трансляция выступления народного комиссара иностранных дел СССР Вячеслава Молотова началась 22 июня 1941 года в 12 часов 15 минут по московскому времени, и затем девять раз в течение дня Юрий Левитан через каждый час повторял этот текст. Подходил же 21-летний студент III курса Фёдор Абрамов к общежитию на проспекте Добролюбова – огромному дореволюционному доходному дому, занимавшему едва не половину квартала.
Юноши и девушки начала 1940-х годов бодро маршировали и соревновались между собой в сдаче нормативов на «оборонные» значки. Безусловно, они оказались полностью подготовлены морально, но имели слабое представление о том, что именно составляет подлинную войну. Неустанные усилия советской пропаганды сделали своё дело: едва закончившаяся за 20 лет до этого национальная катастрофа – Гражданская война воспринималась ими со страниц романов «Чапаев», «Разгром», «Как закалялась сталь». Не говоря уже об известнейшем фильме братьев Васильевых «Чапаев». Почти ровесники тех событий, они пересматривали его по многу раз, искренно завидуя тем, кто «делал революцию», и сожалея, что по возрасту не смогли участвовать в испанской гражданской войне.
«Мы были воспитаны и взращены на примерах революционной героики великого Октября и Гражданской войны. Наши герои – Чапаев, Павел Корчагин. Нашей любимой песней была “Каховка” Светлова. Мы с жадностью следили за первыми битвами с фашизмом в Испании, – говорил Фёдор Абрамов, выступая на филологическом факультете ЛГУ 7 мая 1965 года. – Надо сказать, что о войне у нас были самые наивные представления. Мы, например, были убеждены, что война продлится недолго и к осени мы вернёмся на свой родной факультет… И уверяю вас, я не самый был наивный».
В день начала войны студенты были чрезвычайно возбуждены, собирались группами, горячо рассуждали, строили планы. «Войну мы встретили, в буквальном смысле этого слова, как праздник. Моя мать недоумевала: “Дураки, чему вы радуетесь?”», — вспоминал Моисей Каган, учившийся на курс старше Ф. Абрамова и после оказавшийся с ним в одном блокадном госпитале.
Спустя десятилетия к писателю придёт подлинное осознание неотвратимости рока. В той же записи от 6 февраля 1975 года читаем: «По-человечески бы: всё к чёрту. Последние дни, недели и уж во всяком случае месяцы живём. Да так точно и было для большинства. По общежитию, по лестницам ходили живые мертвецы. Ребята бегали. Живые. Румяные. В суете. Но за каждым из них ходила смерть. Они уже только числились живыми. А вернее, доживали последние дни, месяцы. Целый дом живых мертвецов. Но никто из них не знал этого. Если бы знал: невозможна жизнь».
На следующий день, 23 июня 1941 года, пережив белой ночью первую воздушную тревогу (вражеские самолёты прорваться к Ленинграду не сумели), в университетских аудиториях собрались все преподаватели и студенты. На митинге, прошедшем на филологическом факультете, вспоминает Валентина Гапова, однокурсница Ф. Абрамова, «все наши мальчики-студенты… дали клятву в актовом зале “все силы отдать на защиту Родины, а если потребуется, то и жизнь!..”». Чеканные слова принятой тогда резолюции филологов газета «Ленинградский университет» напечатала через день.
С 24 июня часть студентов, по свидетельству того же М. Кагана, отправилась на строительство оборонительных укреплений на Карельском перешейке. Здесь Фёдор Абрамов, один крестьянин на весь курс, с малых лет приученный к деревенским работам, вполне ожидаемо оказался старшим. «Я спокойно взялся за лопату (мы рыли противотанковые рвы), и таскать носилки и тачку с песком — привычное для меня дело. Разве косьбу ручную с этим сравнишь, или лесоповал — летом, в жару на оводах?» – записал он 18 октября 1967 года в одном из черновиков к рассказу «Белая лошадь».
Совсем иначе происходило внезапное вхождение в тяжёлый физический труд у городских мальчиков, выросших в интеллигентных семьях, говоривших на иностранных языках, завсегдатаев музеев, театров, концертов. «Вот где крестьянин взял верх над горожанами, – читаем далее в записи от того же числа. – А горожанам это было в непривычку. Горожане взвыли… Я такой человеческой беспомощности и неприспособленности ещё не видал».
Одним из «горожан» был Семён Рогинский, памяти которого первоначально посвящался рассказ «Белая лошадь» (он погибнет на глазах у Ф. Абрамова 24 сентября 1941 года): «В первый же день… набил мозоли, и хорошо бы на руках, а то ведь и подошвы ног стёр до волдырей – видите ли, к нему в туфли песок попал. Да вдобавок он ещё нажарил голову. И вот к полудню… был готов: уполз в кусты.
Я был старший на работе… и я не преминул отчитать его.
– Вставай, что же ты лежишь? Кто за тебя будет работать? Немца словами не заговоришь.
В общем, я жестоко отчитал его. А он всё это вынужден был проглотить».
Воспоминания о первых военных днях не оставляли писателя, до конца жизни чувствовавшего свою ответственность перед памятью убитых товарищей. К 9 мая он относился не только как к «великому празднику», но и как к дню «национальных поминок» (из выступления в ЛГУ 7 мая 1965 года).
«Нас уходило с филологического факультета 125 ребят. Вернулось 7 или 8… Я – великий счастливец. Но этот дар жизни надо все время оправдывать. Мы все, фронтовики, расплачиваемся за великое счастье жить, мы все стремимся работать за тех, кто не вернулся. Работать так, чтобы они в какой-то степени могли быть нами довольны», – сказал Фёдор Абрамов 4 апреля 1983 года на своем творческом вечере в Ленинградском Доме писателя им. В.В. Маяковского, волею судеб ставшим для него последним.
В его последнем же рассказе «Потомок Джима», окончательные поправки в который он внёс 11 мая 1983 года, в канун роковой операции, говорится о том, что с утра до ночи приходилось рыть раскалённый песок лопатой, долбить ломом «заклеклую, ставшую каменной в то жаркое лето глину», надрываться над стопудовой тачкой. Мучения закончились неожиданно скоро: уже 26 июня 1941 года студентов пришлось вернуть в Ленинград. В этот день союзник Германии – Финляндия, движимая стремлением вернуть утраченные совсем недавно территории, объявила войну Советскому Союзу.
По позднейшему признанию Ф. Абрамова, на Карельском перешейке наступило и первое отрезвление, «первое пробуждение от сна. Неподготовленность… Где же наши боевые командиры, о которых мы пели в песнях? Нет, не так представляли мы себе войну…» (черновая запись к «Белой лошади» от 17 октября 1960 года).
В Ленинграде для рвавшихся на фронт студентов («“Или грудь в крестах, или голова в кустах”, — это было общее самочувствие, общий душевный настрой», — вспоминал М. Каган) неожиданно наступила пауза. Решение о формировании в городе армии добровольцев было принято 27 июня на совещании у первого секретаря обкома и горкома А. А. Жданова, но требовалось некоторое время, чтобы этот документ подготовить и подписать. Университетское же начальство в условиях предельно жестко регламентированного сталинского государства по-прежнему старалось соблюдать «обычный» режим работы. Без конкретных указаний свыше никакие действия ректорат предпринять не мог.
Следующее воскресенье в 1941 году пришлось на 29 июня – это «день рождения» Ленинградского народного ополчения, когда было подписано соответствующее постановление и началось реальное формирование добровольческих частей и подразделений. Очевидно, Ф. Абрамов и его товарищи-студенты своевременно получили информацию о том, что комиссия по организации ополченских отрядов начнёт работать в университете на следующий день.
Не представляя, что случится дальше: может быть, всех ополченцев без промедления отправят на фронт, – Фёдор Абрамов, не допуская возможности оставлять «хвост», сразу же отправился на поиски профессора Марии Александровны Соколовой для сдачи последнего экзамена. Дома её не застал — добился адреса другого профессора, к которому она направилась в гости. «Не забуду М.А. Соколову, – отметил он 6 февраля 1975 г. в записи, с которой начался наш рассказ. – Я сдавал русский язык. И где-то не все как надо. Сказала: ставлю пятерку. Но за вами долг. После войны подтянетесь… Да, шла война. Уже была смята граница, уже немцы были в Белоруссии, а мы жили ещё мирными заботами: сдать экзамен и т. д. И сдавали… Как будто для немецкой пули так важно, кого дырявить: окончившего третий курс или не окончившего».
Сравните в заметке «Филологи» профессора П. Н. Беркова, опубликованной 4 июля 1941 года в газете «Ленинградский университет»: «Навязанная нам война ещё в большей мере потребовала от каждого из нас твёрдого и неуклонного выполнения своих обязанностей и, в первую очередь, доведения до конца экзаменационной сессии. Суровая обстановка войны не нарушила хода экзаменов. Чувствовалось, что каждый студент понимает, что своим отличным ответом он ещё больше и выше поднимает светоч советской культуры над коричнево-чёрными волнами фашистского средневекового варварства…».
А теперь закончим читать запись Ф. Абрамова от 6 февраля 1975 года: «И только перед нашим уходом на фронт – на день, на два мы стали людьми. Нет, что идём на смерть, не думали. Какое-то чувство подсказывало и ребятам, и девушкам: больше не увидимся. И пуританская советская мораль пала. Мы стали людьми». Ещё один сокурсник, Леонид Сокольский (он погибнет одним из первых студентов, 15 сентября 1941 года), «даже не записался с нами в одну часть – чтобы выгадать день-два. Урвать у смерти. Никто не любил. Хотя достоин. Не знал любви. А тут полюбили…»
Студенты уходили на фронт, вернув библиотечные книги, сдав конспекты и немногие скромные личные вещи на хранение коменданту общежития. Востребовать их обратно не довелось уже почти никому.Геннадий Мартынов
Фотографии:- Плакат художника А.А.Кокорейкмна. 1941 год,
- Фёдор Абрамов и Леонид Сокольский в день зачисления в Ленинградскую армию народного ополчения. 14 июля 1941 года,
- Ополченцы уходят на фронт. 1941 год,
- Обложка книги Фёдора Абрамова «О войне и победе». 2005 год.
