Блог

Долгое время в ближний круг знакомых Фёдора Абрамова входила филолог Ирина Сергеевна Рождественская, которая отличалась большой оригинальностью поведения и своеобразным невниманием к собственной внешности. История их взаимоотношений прослеживается по дневниковым записям писателя, в основном до сих пор не публиковавшимся.

И. С. Рождественская родилась 26 октября 1921 года в Петрограде. Скорее всего, она поступила на филологический факультет Ленинградского университета до войны и уже тогда познакомилась со студентом Фёдором Абрамовым. Летом 1941 года, как и большинство её сверстников, сразу же оказалась в армии – служила младшей медсестрой в эвакогоспитале № 1171, занимавшем помещения Центрального Красноармейского госпиталя на Суворовском проспекте (ныне 442-й окружной военный клинический госпиталь). Как и Абрамов, была награждена медалью «За оборону Ленинграда» (12 июля 1943 года) и стала членом коммунистической партии.

Завершив основной курс, они одновременно обучались в аспирантуре и начали преподавание на кафедре советской литературы. В дневнике Ф. Абрамова есть запись от 9 февраля 1954 года: «Рождественская держится на кафедре по меньшей мере как академик. Менторский тон ещё больше повысился».

В следующем месяце она защитила кандидатскую диссертацию по поэме В. В. Маяковского «Хорошо!».

Ещё одну характеристику Рождественской как преподавателя находим опять же у Ф. Абрамова: «…в <её> спецкурсе нет живого ощущения и понимания А. Толстого» (запись от 15 июня 1954 года).

Фёдор Абрамов. Окончание пятого курса университета. 1948 год

По воспоминаниям её бывших студенток уже 1960-х годов, Рождественская «производила впечатление не совсем здоровой, даже было её немного жалко, <её отличали> резкие перепады настроения». Она читала первокурсникам введение в советскую литературу, «выглядела как типичная партийная шкрабиха: старый, мужского типа пиджак, схваченные резинкой неаккуратные волосы, резкий с хрипотцой голос, все манеры постаревшей <алексей>толстовской “Гадюки”».

Всё это не помешало ей выпустить книги «А. Н. Толстой. Семинарий» (совместно с А.Г. Ходюком, 1962) и «Поэзия Эдуарда Багрицкого» (1967). Вторая книга посвящена Евгению Евтушенко.

Фёдор Абрамов окончательно уволился из университета в 1962 году, но связи с ним не утратил. Время от времени продолжала возникать в его жизни и Рождественская.

Книга И. С. Рождественской, посвящённая Евгению Евтушенко. 1967 год

В 1967 году она отправила письмо к Н. В. Подгорному – председателю Президиума Верховного Совета СССР (номинальный глава государства). В нём она попросила сделать ей как «старому коммунисту» «личный подарок» к 50-летию Октября: досрочно освободить Андрея Синявского, осуждённого в прошлом году на семь лет лагерей за антисоветскую пропаганду и агитацию. При этом отметила, что, «изучая» его произведения, сама «готова подписаться под ними».

Учившиеся у неё в то время те же студентки свидетельствуют, что «всех очень удивило, что она, вся такая партийная и зашоренная, вступилась за Синявского и Даниэля».

О мотивах этого поступка можно только догадываться – к диссидентам Рождественская не принадлежала, никаких покровителей не имела. Неудивительно, что ей сразу же предложили уйти с работы «по собственному желанию». Ф. Абрамов записал 3 октября 1967 года: «Рождественская подала такое заявление и сейчас уже не в университете. О чём она сейчас думает? Раскаивается ли? Я не сомневаюсь – всё это от её непомерного самолюбия и гордыни, в конечном счёте от гордыни. А в общем, если отбросить эти объективные факторы, дело дрянь: человек не имеет права иметь собственного мнения».

Очень скоро доцент Рождественская, ещё недавно задумывавшаяся над докторской диссертацией, оказалась… уборщицей в мужском общежитии.

Далее из дневника Ф. Абрамова узнаём следующее (запись от 3 января 1969 года): «Рождественская в сумасшедшем доме… Я был у неё сегодня. Жуть! Мне показалось, что я попал в зверинец. В большой зале по кругу ходят старухи и бабы, в больничных халатах, кривляются, взвизгивают, хохочут, и в стороне от них, с книжкой в руках (там открытые палаты с койками), – Рождественская.

Я беседовал с зав. отделением… умная, средних лет женщина в очках – <она> находит Рождественскую здоровой. Странности её объясняет особенностями её характера. Того же мнения и лечащий врач. Но зам. главного врача думает наоборот,– и в этом всё дело… считает её шизофреничкой и намерена лечить в принудительном порядке. Вопрос будет решаться в ближайшие дни.

И зав. отделением обратилась ко мне:

– Помогите! Если её признают больной, могут упрятать в сумасшедший дом или выписать с бумагой инвалида 1-й группы, т. е. по существу с волчьим билетом, так как инвалидов 1-й гр. на работу не принимают».

Оказалось, что Рождественская попала в такое положение потому, что одна из университетских преподавательниц «месяц назад… от имени кафедры или факультета обращалась в обком с письмом, в котором просила (в интересах самой Рождественской) в принудительном порядке подвергнуть её психиатрическому лечению.

И обком дал распоряжение: однажды в квартиру Рождественской вломились два мужика-санитара и силой заставили её ехать с ними.

Филологические дамы… естественно, хотели добра Рождественской, но, засадив её в больницу, они ни разу не побывали у неё. И я сегодня так зол, что меня трясёт от бешенства. Их бы, гадюк, вот так засадить!» (Все имена и фамилии действующих лиц этой истории приведены в третьей книге «Летописи жизни и творчества Фёдора Абрамова», изданной в 2020 году.)

К правозащитникам Абрамов не принадлежал, но и «своих» в беде не оставлял, особенно если речь заходила о ветеранах войны. Махнув рукой на возможные последствия, он развил активную деятельность. По его выражению, «мобилизовал на это дело» двоюродного брата Рождественской, её сына Михаила, своего лучшего друга художника Фёдора Мельникова и Эдуарда Шубина – между прочим, подвергшегося допросам в 1967 году по делу подпольного Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа, но не осужденного.

Усиленные хлопоты возымели действие – 9 января 1969 года писатель с облегчением записал: «Рождественскую освободили. Консилиум во главе с профессором нашел её здоровой».

В серьёзном труде, посвящённом советской карательной психиатрии (Александр Подрабинек, редакция Людмилы Алексеевой), история помещения Рождественской в психиатрическую больницу никак не отражена — видимо, за невозможностью своевременно её отследить. Однако она, как видим, интересна: непосредственное участие в спасении Рождественской из узилища принял широко известный писатель, активный член официальной правящей партии. В мае 1969 года его новый остросоциальный роман «Две зимы и три лета» допустят к конкурсу на соискание Государственной премии СССР, но в тот раз он её не получит — только ли из-за того, по предположению Александра Твардовского, что напечатал в редактируемом им «Новом мире» хлёсткую повесть «Пелагея»?..

Ирина Сергеевна Рождественская предприняла попытку возобновить свою профессиональную деятельность. Ф. Абрамов записал 9 апреля 1970 года: «Опять Рождественская, опять бесконечные хлопоты. Каждый день звоню в обком… и каждый день секретарь… отвечает: нету… на конференции… на обкоме… позвоните завтра. Наконец выяснилось: это отказ. Рождественская надоела обкому. От одного голоса её у них скулы воротит. И это, в общем-то, понятно: она (сама сказывала) 3 года чуть ли не каждый день <туда> звонит…

И. С. Рождественская.Фото из электронной базы данных «Дорога памяти»

Мне тоже она надоела до смерти. Но что делать? Она ведь человек, и человек притом несчастнейший, который ни с кем не может ужиться и который самый большой враг себе.

Да, враг.

Написала Брежневу письмо: помогите. Устройте в Пушкинский Дом. Ладно. Это – дело. Но ведь она на этом не остановилась. В том же письме она дала характеристику институту (что хорошо, что плохо и что надо сделать), — чтобы Брежнев знал, с кем он имеет дело.

Ну а результат известен: письмо стало известно Пушкинскому Дому, и партбюро приняло специальное решение: Рождественскую на работу не брать. Мало этого – с этим решением определили специальную делегацию в обком.

Рождественская помирает с голоду. Живет за счёт донорства (это ей-то кровь сдавать!), сын ненавидит её. И вот этому-то несчастному существу, коммунистке, блокаднице, нигде нет ходу. Подохни, помри с голоду, и никто не охнет. И это в стране, которая гордится новым человеком!

Да, что такое этот новый человек – мы знаем. На собственной шкуре испытали…

У меня появилась идея – обратиться с письмом в обком, иначе ведь Рождественская покончит с собой (у неё эта мысль уже зреет). И что же? Некоторых старых коммунистов эта идея испугала…».

В 1976 году, получив пенсию по возрасту, Ирина Сергеевна окончательно оказалась предоставлена сама себе. Это отражено и в дневнике Ф. Абрамова (запись от 16 июня 1978 года): «Вечером, когда шёл по Неве… наткнулся глазами на И. С. Рождественскую. И это тоже отравило настроение. Боже, во что превратилась, кем стала?

Старуха, в дугу согнутая, в пальтишке каком-то невообразимом, ноги еле волочит и на ногах кеды… Я не выдержал… побежал догонять – думаю: может, ошибся.

Нет, не ошибся. Топает, а вернее, ползёт в Библиотеку Академии наук (пишет монографию о Бальмонте)… по-прежнему одержима, по-прежнему влюблена в себя… Я проводил Рождественскую… но разговора, конечно, не вышло». Как, впрочем, и еще одной её книги.

Фёдор Абрамов. 1975 год.

Между тем 20 октября 1987 года И. С. Рождественскую наградили орденом Отечественной войны II степени – в ознаменование 40-летия Победы эту награду, фактически ставшую памятной, в течение нескольких лет вручали всем ветеранам войны.

Совсем скоро наступили иные времена, ещё более равнодушные. Критик и литературовед Владимир Лавров, близкий знакомый Ф. Абрамова, отметил в своих воспоминаниях «Сентиментальные сцены из частной жизни»: «В конце 1991 года случайно встретил Ирину Сергеевну Рождественскую. Согнутую колесом, опирающуюся на палку. С мешком для скудной снеди она мучительно и трудно пробивалась, ковыляя сквозь безразличную толпу».

Скончалась И. С. Рождественская в 1997 году.

Геннадий Мартынов, Александр Тимофеев

Фотографии:

• Фёдор Абрамов. Окончание пятого курса университета. 1948 год,
• Книга И. С. Рождественской, посвящённая Евгению Евтушенко. 1967 год,
• И. С. Рождественская. Фото из электронной базы данных «Дорога памяти»,
• Фёдор Абрамов. 1975 год.